Альберт-Эмиль Брахфогель - Людовик XIV, или Комедия жизни
Однажды вечером, в середине января, маршал Фейльад быстро вошел в кабинет Анны Орлеанской в сопровождении графа Таранна. У герцогини была леди Мертон.
— Ваше высочество, — начал Фейльад, — граф Таранн принес нам в высшей степени странное известие: Лорен, д’Эфиа и старая Марсан здесь, в Нанси!
Анна быстро приподнялась от изумления:
— Здесь! Что вы говорите, граф! Это невозможно!
— Мои офицеры, — возразил Таранн, — знают их всех с давних пор. Молодой Вивон часто встречал старую графиню в доме Рамбулье у своей сестры. Он тотчас узнал ее. В сумерках она с Лореном въезжали в город через Страсбургские ворота и остановились у иезуитов. На де Лорене был монашеский капюшон. В Конвикте их встретил д’Эфиа, явившийся в Нанси несколько ранее со стороны Люневилля. Лейтенант де Лестикье, узнавший д’Эфиа, следил за ним вплоть до ворот монастыря, где и встретился с Вивоном. Спрятавшись, они увидели, как де Лорен и д’Эфиа, закутанные в плащи, пробрались к замку и быстро исчезли в боковой двери флигеля, занимаемого самим герцогом. Оставив двойной караул с сержантом у ворот замка, они явились сюда с докладом.
Анна прижала руку к сильно бьющемуся сердцу.
— Господа, надо предупредить замыслы этих людей, не допустить исполнения задуманного ими. Нечто большее австрийской хитрости, испанской ненависти и иезуитских тисков грозит теперь его величеству, королю Франции. Я сознаю ясно только одно, что на первом плане у них — моя гибель и позор Филиппа Орлеанского, а, следовательно, и страшная победа антифранцузской партии. Фейльад, вы имеете полномочия короля. Пользуйтесь же ими. Оцепите монастырь и замок со всех сторон, чтобы не ускользнула ни одна живая душа! Как только это будет исполнено, трубите сбор! Он послужит знаком занять все коридоры замка, все подходы к герцогскому кабинету. Монсеньор в замке с самого обеда! Идите! Всю ответственность за последствия я беру на себя!
— У нас неограниченные полномочия, — обратился к Та-ранну маршал Фейльад.
— Да если бы их и не было, маршал, — с жаром ответил Таранн, — мне надо было бы только знать, что герцог и ее высочество принцесса в опасности, и я сделал бы все, что бы мне ни приказали!
— Сердечно благодарю вас, любезный граф. Будьте же готовы!
— Отвечаю за это моей честью и преданностью вашему высочеству! — ответил граф, выходя с низким поклоном.
— Вы действуете чересчур решительно, ваше высочество! — прошептала Мертон. — Умоляю вас…
— Я действую, сообразуясь с поступками наших противников, — прервала ее Анна. — Если бы Мария Стюарт поступила в данную минуту так же решительно, как я теперь, она, вероятно, подготовила бы себе лучшую будущность! Пользуйтесь полномочиями, Фейльад! Действуйте хладнокровно и спокойно!
— Принцесса, я не отступлю от вас ни на шаг. Я всегда была вам предана больше всего на свете! — произнесла тронутая леди Мертон.
— Я знаю это и верю, что ты останешься при мне до моей смерти, и мой прощальный взор упадет на тебя же, моя верная Дуглас.
Она нежно поцеловала леди Мертон, стала у открытого окна, пристально вглядываясь в черную мрачную ночь. Фейльад отошел в сторону. Глубокая тишина воцарилась в высокой полутемной комнате: ни слова, ни звука, ни движения. Но вот неясные силуэты замелькали на площади — из разных улиц стали выдвигаться стройные, военные колонны. Первые лучи восходящей луны осветили их ряды, блеснули по гладким стволам мушкетов… Тихо, быстро наполнилась площадь солдатами, скоро герцогская резиденция была оцеплена со всех сторон.
— Трубите сбор! Вперед! — раздался голос Таранна.
— Идем и мы! — тотчас повторила Анна. — Фейльад, берите факел, а вы, Мария, — другой!
Бледная, но с выражением решимости на прекрасном лице вступила герцогиня Орлеанская в темные коридоры замка.
Ее почти тотчас же встретила толпа мушкетеров, занимавших лестницу, ведущую в покои Карла III.
— Именем короля, за мной! — приказала она. Таранн подошел к ней с обнаженной шпагой в руках.
— Все удалось?
— Пока все, Биванн уже наверху. Никто не ускользнет!
Она кивнула ему головой и, быстро поднявшись по лестнице, распахнула дверь герцогского кабинета. Собеседники сидели за столом, уставленным винами, покрытым бумагами. Их было пятеро: герцог Лотарингский, Карл III, принц Филипп Орлеанский, Гиш, д’Эфиа и де Лорен! Дела, занимавшие их теперь, вероятно, были очень важны, так как, во избежание лишних свидетелей, герцог отпустил всех своих слуг тотчас после обеда. Никто не успел предупредить заговорщиков. Герцог, Карл III и его два новых гостя с таким жаром убеждали в чем-то сильно разгоряченного вином Филиппа, что даже не сразу заметили нежданно нагрянувшую грозу. Звук оружия заставил их опомниться. Бледные, растерянные, вскочили все пятеро из-за стола, но было уже поздно. Биванн занял комнату, завладел бумагами, обещая застрелить каждого, кто двинется с места.
— Что это значит, ваше высочество? Как могли вы предать нас таким постыдным образом? — обратился к Орлеану герцог Лотарингский. — Приказ отдан вами?
Филипп был так поражен, что не мог понять настоящее положение вещей, но, видно, убеждения собеседников не успели еще подействовать на него в такой степени, чтобы заставить забыть, чем он обязан самому себе, своему званию. Он овладел собой и, медленно приподнявшись со своего места, произнес, насколько мог спокойным тоном:
— Все, что я могу пока посоветовать вашему высочеству, — это покориться непредвиденному и неизбежному стечению обстоятельств!
В эту минуту распахнулась дверь, и в комнату вошла герцогиня Анна Орлеанская в сопровождении Фейльада и леди Мертон. Таранн со стражей остановился в открытых дверях.
— Роль верного союзника Франции наконец кончилась, герцог! — начала Анна, саркастически улыбаясь. — Вы враг наш, и его величество король вам очень благодарен за то, что вы вовремя открыли нам глаза! Что нашли вы здесь, Биванн?
— Вот эти бумаги, герцогиня!
— Именем короля Франции, арестуйте д’Эфиа и шевалье де Лорена! За свою деятельность в Нанси они ответят в Париже. Я очень рада, шевалье, что вы и мадам Марсан навлекли сами на себя то наказание, от которого три года назад избавило вас великодушие короля!
Де Лорен хотел было ответить, но злоба и ужас сковали его уста. Без малейшего сопротивления он и д’Эфиа отдали свои шпаги.
— Это неслыханно! — вне себя закричал Карл III. — Во имя Бога и моей герцогской чести, я протестую против такого насилия, попирающего ногами не только народные права и договоры, но даже правила самого простого приличия! Я не подданный Людовика Четырнадцатого, а союзник его, свободный государь, не обязанный давать ему отчет в моих поступках! Тот, кого вы делаете жертвой вашей ненависти, герцогиня, не шевалье де Лорен, как вы его называете, а мой племянник, сын моей родной сестры Маргариты и Гастона Орлеанского. В жилах его кровь Бурбонов и царственного Гиза, и горе тому, кто его забывает! Тут пока не Франция, и королевский гнев, изгнавший де Лорена из родной земли, теряет свою силу в Лотарингии! Я поступал до сих пор честно и открыто относительно Франции, на каком же основании и кто осмеливается запрещать мне принимать у себя моего родственника и графа д’Эфиа? И вы, не краснея, смотрите на такое дело, принц! И вы можете быть сообщником такой измены, такой низости?!
— Прекрасно, герцог, превосходно! Но не прибавляйте лести к вашим отчаянным угрозам! Его высочество, мой супруг, давно знает вам настоящую цену, и вовсе не так прост, чтобы позволить вам одурачивать себя! Я от души поздравляю его с блестящим успехом его дипломатической уловки. К чему бесполезные излияния? Довольно! Мы знаем ведь, что д’Эфиа — агент испанской придворной партии, присланный сюда из Версаля с разными поручениями; знаем, что отправленный в Лилль для поздравления короля с победами он привез сюда различные обещания императорского двора и поощрения к измене. Нам известно, наконец, и то, чем занимался ваш племянничек в Вене, и какие поручения к вам он имеет.
Вы хотели убить меня и опозорить герцога Орлеанского, но забыли, упустили из виду, что нас, как супругов и Бурбонов, связывает одна и та же мысль, соединяют одни и те же цели, те же обязанности! Объявляем Нанси на военном положении, вы — комендант города, граф Таранн! Вам, герцог Карл, велено предоставить на выбор: или спокойно оставаться под прикрытием французских знамен, или же искать спасения при австрийском дворе! Уведите пленных, Биванн, да держите их под строгим караулом! Возьмите бумаги, маршал! Граф, я жду известий от иезуитов! А мы недурно ведем наши дела, герцог Филипп! Не правда ли?
Она, смеясь, протянула мужу руку и вышла с ним вместе из комнаты, оставив в ней одного герцога Лотарингского. Карл III сидел у стола, опустив на руки свою седую голову.
